Вспомните золото убранства церкви, ослепляюще. Однако божественность и чудо образа не исчезает, оно становится ещё более чудесным, именно благодаря подчёркнутой реалистичности. Вглядитесь: это была обычная скромная женщина. В чём и есть великолепие замысла Бугро: вера вне зависимости от кажущейся обыденности или вера благодаря обыденности. Тем отличаясь от Владимирской иконы, где автор обращает внимание зрителя на Мать как корень и силу, исток.
Композиционно и Мадонна на картине Бугро и Матерь держат ребёнка одинаково: правая рука снизу, левая сверху. Мадонна еле держит дитя, при-держивает, готовая отпустить, не прижимает его к себе. Правда Мадонна сильно расставляет пальцы и несколько неестественно склеивает вместе безымянный и средний. Однако в том, как они растопырены можно видеть попытку анти-идеализировать образ Матери Бога. Тем самым Бугро придаёт её образу несовершенство, то есть человечность, делает её ближе к нам.
Тот, кого Мадонна готова отпустить, вполне готов к этому. Даже руки мальчика раскинуты так, будто отпусти его — и законы физики не подействуют— он останется парить в воздухе. Его лицо расслабленное, но строгое, стойкое. В отличие от матери: взгляд Мадонны опущен— признак или символ кротости, скромности и покоя. Чувствуется уверенное нежелание поднимать глаза, подчёркнутое сжатыми губами. Мадонна передаёт ответственность человеческую, обыденную сыну. И он берёт ответственность как за диалог со зрителем в частности, так и за всё человечество в целом. Его взгляд твёрдо обращён к смотрящему. Кроме физических деталей— огромного размера, небесной голубизны глаз, а также небольшой асимметрии в глазах, оставленной
реализмом, в котором писал Бугро — взгляд младенца лишён детских черт. Интересно, что один и тот же человек
в разное время прочтёт его по-разному.